Крысолов П.С. - Зимовье зверей

Я сумасшедший из разряда бесшабашных,

Я оглашенный из неразглашённых.

Я промышлял с башибузуками на башнях

И состязался с донжуанами в донжонах.

Из ряда вон нередко выходящий,

Я приходил всегда не вовремя, не к месту,

И всех невест под звуки флейты уводящий,

Я в сито снов им подсыпал сиесту.

Мой Боливар двоих не переварит —

За перевалом будет передышка, —

И я закончу свой рассказ на том привале,

Конечно, если не добьет меня отдышка…

Я не любитель слишком четких слов и линий, —

Гляжу, как в горне корчится узор.

Я жгу хвосты, а ты, как младший Плиний,

Твердишь, что в каждой книге есть резон.

— Мне скучно, Холмс.

— Что делать, Ватсон…

Я вывел крыс отрогами Шварцвальда

И выпил залпом небо над Берлином,

И среди скал искал следы слепого скальда,

Чей день кровав, а ночи пахнут гуталином.

Я богоборчеством нарочно был испорчен,

Чтоб в атеизме возродиться снова,

И главный кормчий на краю мне рожи корчил

И утверждал, что Бог, увы, — не только Слово…

Я не ценитель откровенно пошлых жестов,

Но рукописи требуют огня!

Я наблюдаю за горением с блаженством,

Сжигая четверть жизни за полдня.

Estoy loco de la categoría de los temerarios,

Soy lo publicitado de lo no revelado.

Negocié con los bashi-bazouks en las torres

Y competía con el Don Juan en donjons.

Fuera de lo común, a menudo fuera de lo común,

Siempre llegué a destiempo, fuera de lugar,

y llevando a todas las novias al son de una flauta,

Vertí la siesta en el tamiz de los sueños.

Mi bolívar no digiere dos -

Habrá un respiro más allá del paso, -

Y terminaré mi historia en ese alto,

Por supuesto, si mi dificultad para respirar no me mata...

No soy fanático de las palabras y líneas demasiado claras, -

Observo el patrón retorciéndose en la fragua.

Quemo colas, y tú, como el joven Plinio,

Sigues diciendo que todo libro tiene una razón.

- Estoy aburrido, Holmes.

— Qué hacer, Watson...

Saqué las ratas por las estribaciones de la Selva Negra

Y bebí el cielo de Berlín de un trago,

Y entre las rocas busqué huellas de un escaldo ciego,

Cuyo día es sangriento, y cuyas noches huelen a betún.

Fui mimado deliberadamente por el ateísmo,

Para renacer de nuevo en el ateísmo,

Y el timonel jefe en el borde me hizo muecas

Y argumentó que Dios, ¡ay!, no es sólo la Palabra...

No soy un conocedor de gestos francamente vulgares,

¡Pero los manuscritos requieren fuego!

Observo el ardor con dicha

Quemar una cuarta parte de la vida en medio día.