Мария Египетская - Мегаполис

Ну, была блудницей, песни пела,

пить вино любила допьяна.

Страшное, помилуй боже, дело —

счастья много, а она одна.

Кто глядел в глаза ее пустые —

утопал в прозрачном их меду.

Там грехи, как свечки золотые,

самовозгорались на свету.

Как-то утром в солнечном тумане

в Палестину уходили корабли.

А паломники такие были парни —

захотелось оторваться от земли.

Мачты не от ветра там скрипели,

не от волн стонал соленый борт —

Легкие, без сил, с ознобом в теле

богомольцы вышли в яффский порт.

В переулочках Святого Града

эта египтяночка была

каждому желавшему награда

лишь за то, что мама родила.

А когда ей истина открылась,

с той же пылкой нежностью она

в полное безлюдье удалилась,

сорок лет в пустыне провела.

Ее тень в полях за Иорданом

до сих пор встречают, говорят,

в полдень, когда дремлет козье стадо,

пастухам являлся ее взгляд.

Слаще он, чем финик йерихонский,

карий, и с лучистым ободком.

Его видеть — как смотреть на солнце,

все плывет и светится кругом.

Bueno, ella era una ramera, cantaba canciones,

Me gustaba beber vino borracho.

Terrible, Dios no lo quiera, la cosa -

hay mucha felicidad, pero ella es una.

Quien miró en sus ojos vacíos -

ahogados en su miel transparente.

Hay pecados, como velas de oro,

se encendió espontáneamente en la luz.

Una mañana en una niebla soleada

los barcos partieron hacia Palestina.

Y los peregrinos eran tales tipos -

quería despegar.

Los mástiles no crujían por el viento,

no fue por las olas que gimió el lado salado -

Pulmones, sin fuerza, con escalofríos en el cuerpo

los peregrinos fueron al puerto de Jaffa.

En las calles de la Ciudad Santa

este egipcio

todos los que quieren una recompensa

sólo porque mi madre dio a luz.

Y cuando la verdad le fue revelada,

con la misma ternura ardiente que ella

entró en completa desolación,

pasó cuarenta años en el desierto.

Su sombra en los campos más allá del Jordán

todavía conocer, decir,

al mediodía, cuando duerme el rebaño de cabras,

su mirada se apareció a los pastores.

Es más dulce que el dátil de Jericó,

marrón, y con un borde radiante.

Verlo es como mirar el sol,

todo flota y brilla a su alrededor.