Глухари - Александр Розенбаум

Глухари на токовище бьются грудью до крови,

Не на шутку расходились — быть бы живу…

Так и мы когда-то жили, от зари и до зари,

И влюблялись, и любили — мчались годы с той поры.

Мчались годы, стёрлись клювы, раны зажили давно,

Только шрамы доброй памятью остались.

А рябину всю склевали да порвали на вино,

Но кто помнил — прилетали на знакомое окно.

Тянет осенью из леса… Дом, над крышей вьётся дым…

И антоновка созрела, пожелтела…

Оглянуться не успел я — друг мой Вовка стал седым,

А ведь тоже, было дело, передёргивал лады.

На болотах всё как прежде, крылья хлопают вдали,

Всё буянят, всё расплёскивают удаль.

Ну, а я уже не буду — занавесочку спалил —

И то вспомню, то забуду, как за птичками ходил.

Глухари на токовище бьются грудью до крови,

Не на шутку расходились — быть бы живу…

Так и мы когда-то жили, от зари и до зари,

И влюблялись, и любили — мчались годы с той поры.

Los urogallos en la corriente se golpean el pecho hasta sangrar,

No estábamos de acuerdo en serio: si yo estuviera vivo...

Así vivimos una vez, de alba en alba,

Y se enamoraron y amaron: los años corrieron desde ese momento.

Los años corrieron, los picos se desgastaron, las heridas sanaron hace mucho tiempo,

Sólo las cicatrices quedaron como un buen recuerdo.

Y picotearon todo el fresno del monte y lo convirtieron en vino,

Pero quién recordaba: volaron a una ventana familiar.

Tira del bosque en otoño... Casa, el humo se enrosca sobre el techo...

Y Antonovka maduró, se volvió amarilla ...

No tuve tiempo de mirar hacia atrás: mi amiga Vovka se volvió canosa,

Pero también, era el caso, movía los trastes.

En los pantanos todo es como antes, las alas baten a lo lejos,

Todo es ruidoso, todo es salpicadura de atrevimiento.

Bueno, no lo haré - quemé la cortina -

Y luego recuerdo, luego olvido cómo fui tras los pájaros.

Los urogallos en la corriente se golpean el pecho hasta sangrar,

No estábamos de acuerdo en serio: si yo estuviera vivo...

Así vivimos una vez, de alba en alba,

Y se enamoraron y amaron: los años corrieron desde ese momento.