Евгений - ДДТ

«Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил,

И лучше выдумать не мог.

Его пример другим наука;

Но, боже мой, какая скука

С больным сидеть и день и ночь,

Не отходя ни шагу прочь!

Какое низкое коварство

Полуживого забавлять,

Ему подушки поправлять,

Печально подносить лекарство,

Вздыхать и думать про себя:

Когда же черт возьмёт тебя!..».

А.С.

Пушкин

Немного ел, немного пил,

В плену иллюзий жил Евгений.

И дядин труп давно остыл

Среди причудливых растений.

Он поливал их иногда —

Герань, гортензии, алоэ.

Евгений, гроб, их было двое,

И дней спокойных череда.

Звенела мелочь по карманам,

Росли ракеты и свекла.

Неспешно кровь бойцов текла

В деревни наши из Афгана.

Генсеки дохли каждый год.

В очередях с утра стояли

Герои чугуна и стали —

Сорокаградусный народ.

Короче, жили налегке.

Как Пушкин, солнышко светило.

Онегин, сидя на толчке,

Мог наслаждаться тем, что было.

Татьяна редко заходила,

Поднять пыталась член и дух.

Она Евгения любила,

Но он инертен был и глух…

Но либералы, Горбачёв,

Их жизнерадостные трели

Взорвали мозг, сказав, почём

В плену иллюзий жил Евгений.

И разливался плюрализм,

И герменевтика вещала,

Ито скоро будет новый «изм»,

Маршировать для счастья — мало!

Но объяснить никто не смог

Нам про ответственность свободы.

Пока все пели, под шумок

Украли углеводороды!

Потом всему пришла хана.

Сгорел Союз, развал и горечь.

Жевала сникерсы страна,

У власти вновь жирела сволочь.

Евгений тихо отползал,

Бежав с окопов Перестройки.

Он тонко чувствовал и знал

Апокалиптичность русской тройки.

Гроб выл, чесался по ночам,

С утра страдая паранойей.

Онегин, глух к чужим речам,

Беседы вёл с самим собою.

О том, что с правдой слита ложь,

Порядка нету и морали,

О том, что делай всё что хошь,

Но делать что, не рассказали.

Как отказаться от гробов,

Что в головах засели странных?

Как без кисельных берегов,

Как без молочных рек из крана?

Чуть не забыл я про Татьяну.

Она учителем была.

С Евгением, дурным и пьяным,

С трудом, но иногда жила.

Когда настали перемены,

Пошла работать в магазин.

Её, бесчувственной к изменам,

Увёз в Дубай один грузин.

Но потихоньку извели

Апологетов перестройки.

Гробы на кухнях зацвели

В плену восточной новостройки.

И перепуганный народ решил —

Пусть лучше будет Путин!

Убрали новый поворот,

Вернулись к старой доброй жути.

Переписали, как всегда,

Гробы, историю, колени.

Герань, гортензии, Евгений,

За дядю пили иногда.

А он столетья, как живой,

В цветах, привычно чем-то пахнет.

На этом всё, пока не жахнет

Господь по нам иной судьбой…

Ай да Пушкин, ай да сукин сын!

Стань как Пушкин, не ссы…

"Mi tío de las reglas más honestas,

Cuando enfermé en serio,

Se obligó a respetar

Y no podía pensar en uno mejor.

Su ejemplo para los demás es la ciencia;

Pero dios mio que aburrimiento

con los enfermos para sentarse día y noche,

¡Sin dejar un solo paso!

Que bajo engaño

Divertir a los medio muertos

arreglar sus almohadas

Triste dar medicina

Suspira y piensa para ti mismo:

¡Cuándo te llevará el diablo!...”

COMO.

Pushkin

Come un poco, bebe un poco,

Eugenio vivía en cautiverio de ilusiones.

Y el cadáver del tío se ha enfriado durante mucho tiempo.

Entre plantas extrañas.

Él los regó a veces -

Geranio, hortensia, aloe.

Eugene, el ataúd, eran dos,

Y una serie de días tranquilos.

Una bagatela sonó en los bolsillos,

Crecieron cohetes y remolachas.

Lentamente fluyó la sangre de los luchadores

A nuestros pueblos desde Afganistán.

Los secretarios generales morían todos los años.

Haciendo fila desde la mañana

Héroes de hierro y acero

Gente de cuarenta grados.

En resumen, vivían ligeros.

Como Pushkin, el sol brillaba.

Onegin, sentado en el empuje,

Podía disfrutar de lo que tenía.

Tatyana rara vez venía,

Intenté levantar un miembro y un espíritu.

Ella amaba a Eugenio

Pero estaba inerte y sordo...

Pero los liberales, Gorbachov,

sus alegres trinos

Se volaron los sesos, diciendo cuanto

Eugenio vivía en cautiverio de ilusiones.

Y el pluralismo se extendió

Y la hermenéutica habló

Ito habrá un nuevo "ismo" pronto,

¡Marchar por la felicidad no es suficiente!

Pero nadie podía explicar

Nosotros sobre la responsabilidad de la libertad.

Mientras todos cantaban, bajo el pretexto

¡Se robaron hidrocarburos!

Entonces Khan llegó a todo.

La Unión se incendió, el colapso y la amargura.

Snickers masticados país

El bastardo estaba de nuevo en el poder.

Eugene se arrastró en silencio,

Huyendo de las trincheras de la Perestroika.

Sutilmente sintió y supo

Troika rusa apocalíptica.

El ataúd aullaba, picaba en la noche,

Paranoico por la mañana.

Onegin, sordo a los discursos de otras personas,

Tenía conversaciones consigo mismo.

Sobre el hecho de que las mentiras se fusionan con la verdad,

No hay orden ni moral,

Sobre hacer lo que quieras

Pero no me dijeron qué hacer.

Cómo rechazar ataúdes,

¿Qué hay en la cabeza de las personas extrañas?

Como sin orillas kissel,

¿Cómo sin ríos de leche del grifo?

Casi me olvido de Tatiana.

Ella era una profesora.

Con Eugene, malo y borracho,

Con dificultad, pero a veces vivido.

Cuando llegó el cambio

Fue a trabajar en la tienda.

Ella, insensible a la traición,

Llevé a un georgiano a Dubai.

Pero lentamente se escapó

Apologistas de la perestroika.

Los ataúdes en las cocinas florecieron

En cautiverio del nuevo edificio oriental.

Y la gente asustada decidió -

¡Que Putin sea mejor!

Eliminado un nuevo turno

De vuelta al buen viejo horror.

Reescrito, como siempre,

Ataúdes, historia, rodillas.

Geranio, hortensia, Eugene,

A veces bebían por el tío.

Y él es siglos, como si estuviera vivo,

En las flores, habitualmente algo huele.

Eso es todo hasta que muere.

El Señor tiene un destino diferente para nosotros...

¡Oh, sí, Pushkin, oh, sí, hijo de puta!

Hazte como Pushkin, no mees...