Предчувствие - 25/17

Вот твои глаза, что они видели прежде,

как отдыхали всей семьёй на побережье?

Я их закрою, а на веки положу пятаки

с гербом страны, что развалили дураки.

Вот твои зубы, они будут скрежетать от злости,

потом от боли, когда переломают кости,

потом их выбьют.

Вот твой распухший язык,

почувствуй вкус написанных на нём книг.

Вот твои лёгкие, как фильтр их забьёт копоть

сгоревших тел в кроватях или в окопах.

Печёнку пропитает спирт, тачку не глуши,

сперва для храбрости, потом за помин души.

А вот твои кишки, непереваренная каша,

костяшки пальцев побелели, сжимая калаш.

Ну, в общем всё понятно, непонятна только дата -

так сам себя вскрывал патологоанатом.

Где брат твой, Каин?

Волос на подушке...

Где брал ты камень?

Голос на прослушке...

Бога нет, Бога нет - тебя нет, выкуси!

Третий Рим не спасти, передохли гуси.

Стоит лишь залпами с Авроры снова озарить Неву,

ты тоже спросишь - сторож ли я брату моему?

И деньги те, которых нет – на хате налом у полковника,

да, только не надо их покойнику.

Сын комсомольца, внук большевика,

это страшнее чем ЧК, контрразведка Колчака.

Это о том, что ты не знаешь, как разобрать автомат,

это главком, который с дальней высоты не смог забрать ребят.

Я не шучу, потом винить тут будет некого,

и там, где был Юрий Шевчук, там вас, ребята, не было.

И вот увидел ты в окне, как будто в страшном сне –

город в огне, в городе люди на броне.

Братан, ты наш или из этих?

Реванш за девяносто третий.

И только время всё расставит по местам тут,

но ледники растают, бедняки восстанут.

Где брат твой, Каин?

Волос на подушке...

Где брал ты камень?

Голос на прослушке...

Бога нет, Бога нет - тебя нет, выкуси!

Третий Рим не спасти, передохли гуси.

Aquí están tus ojos que han visto antes

¿Cómo te relajaste con toda la familia en la costa?

Los cerraré y pondré monedas de cinco centavos en mis párpados

con el escudo de armas de la patria que los tontos arruinaron.

Aquí están tus dientes, rechinarán de ira,

luego del dolor cuando los huesos se rompen,

luego son expulsados.

Aquí está tu lengua hinchada

sentir el sabor de los libros escritos en él.

Aquí están tus pulmones, cómo el filtro los tapará con hollín

cuerpos quemados en camas o en trincheras.

El alcohol impregnará el hígado, no apagues la carretilla,

primero por el coraje, luego por la mención del alma.

Y aquí están tus intestinos, papilla sin digerir,

Los nudillos se pusieron blancos, apretando el Kalash.

Bueno, en general, todo está claro, solo la fecha es incomprensible:

Así se abrió el patólogo.

¿Dónde está tu hermano, Caín?

Pelo en la almohada...

¿Dónde conseguiste la piedra?

Escuchando voz...

No hay Dios, no hay Dios, ¡tú no existes, muerde!

La Tercera Roma no se puede salvar, los gansos han muerto.

No hay más que iluminar de nuevo el Neva con andanadas de la Aurora,

también te preguntarás: ¿soy yo el guardián de mi hermano?

Y el dinero que no está allí, en la cabaña en efectivo del coronel,

Sí, pero el difunto no los necesita.

Hijo de un miembro del Komsomol, nieto de un bolchevique,

esto es peor que la Cheka, la contrainteligencia de Kolchak.

Se trata de que no sabes desarmar una ametralladora

este es el comandante en jefe, quien desde una altura distante no pudo recoger a los muchachos.

No estoy bromeando, entonces no habrá nadie a quien culpar,

y donde estaba Yuri Shevchuk, ustedes no estaban allí.

Y luego viste en la ventana, como en un sueño terrible:

la ciudad está en llamas, en la ciudad la gente está armada.

Hermano, ¿eres nuestro o uno de estos?

Venganza por el nonagésimo tercero.

Y solo el tiempo pondrá todo en su lugar aquí,

pero los glaciares se derretirán, los pobres se levantarán.

¿Dónde está tu hermano, Caín?

Pelo en la almohada...

¿Dónde conseguiste la piedra?

Escuchando voz...

No hay Dios, no hay Dios, ¡tú no existes, muerde!

La Tercera Roma no se puede salvar, los gansos han muerto.